• Вы находитесь здесь:

• Главная
• Писатели и поэты нашего края
• Надежда Паршихина

О творчестве Надежды Паршихиной

Поэзия, вся, как сказал поэт – это «езда в незнаемое». Тебе еще не совсем ведомо, какие выси и дали или потаенные уголки объемлет твое воображение и мышление, рисующее не просто слова и картины, но образы; ты еще и самому себе не объяснишь внятно, куда же тебя вынесут крылья творческого вдохновения и фантазии; но все равно внутренне уже предвосхищаешь, какой окажется путь и где — последней точкой в еще одном стихе — обозначится «конечная» и всегда промежуточная остановка. Поэзия — это та, по-прежнему загадочная, очарованная страна, где не каждому открыт доступ свободно жить и творить в ней — только поэтическим искренним натурам, подобно самой правде, дана привилегия всюду путешествовать без виз.

Именно такой — не гостящей, а живущей в стране поэзии, с тонкой, чувствующей душой, негромким, но подлинным голосом, взятым от звучащей арфы поэзии, мне представляется в лучших своих стихах поэт Надежда Паршихина.

Когда берешь в руки сборник ее стихов, поначалу ожидаешь обычной камерной встречи с внутренним миром и состоянием человека, какими они бывают в зависимости от импульсов, которые посылает жизнь. Но с первых же стихотворений Надежда Васильевна рассеивает эту невольную читательскую предвзятость, автор не разочаровывает, она — очаровывает.

Под тонкой глянцевой обложкой звучит вовсе не единственный «протяжный» извечный мотив женской любви, страдания, радости и грусти, хотя именно любовь и возведена на высший пьедестал:

Жизнь — борьба?
Нет, жизнь — любовь!
Остальное все пустое.
Для нее прием готовь,
Если сердце золотое —

звучит оркестр, и звуки его, одетые в слова, говорят и поют о многом, поют о простоте и неразгаданности человеческого естества и бытия. О том, что вопреки всему заставляет сердце надеяться, верить, любить. Конечно, интимно-лирическая, любовная струя, льющаяся из родника души, разлита по печатным страницам, но она не столь обильна, потому что

Для лирики —приятной сердцу дамы —
Еще наступит время,а сейчас
Колоколами бьют тревогу храмы,
И смотрят строго пращуры на нас.

Хотя, и в этом нет противоречия, преобладающее звучание сборника — это, на мой взгляд, проникнутое лиризмом утверждение любви ко всему сущему, которое умеет быть пленительным и прекрасным.

А тому, кто вновь будет вопрошать, почему автор мало пишет «о любви», следует удовлет­вориться ответом:

... Да и к чему тревожить старые клише,
Барахтаясь в словесной канители,
Вновь утверждая, что любовь живет в душе,
А уж никак не в грешном нашем теле.
Скажу одно: любовь —награда из наград!
Не каждому дана такая благость.
Того, в ком есть она,узнать поможет взгляд —
Он постоянно излучает радость.

Эту радость лучат (и сообщают читателям) многие стихи Надежды Васильевны. Даже в самом простом, примелькавшемся, обыденном, на чем обычно не останавливается случайный или равнодушный взгляд, она умеет распознавать сгусток поэзии, увидев это по-своему, найдя свои, емкие и точные слова. Вот, например, как можно живописью слова бытописать июньское сельское утро:

Июнь расщедрился теплом,
Уже поспела земляника.
Чуть брезжит утро над селом,
Петух заходится от крика.
Ночь коротка, и даже он
Не высыпается, бедняга.
Не досмотрев последний сон,
Из будки вылезла дворняга.
Хозяйка вышла на порог,
Тихонько звякнул рукомойник,
И кошка ластится у ног,
Мурлычет ей:«Бери подойник».
Погладит женская рука
Буренку, та в ответ— с поклоном.
Тугие струи молока
С ведром здоровались со звоном.
Уютную покинув сень,
Пичужки засновали в небе.
И начинался новый день
С заботы о насущном хлебе...

Удивительное — в простом, оно рядом, но чтобы его так увидеть, мало быть просто рядом... И не правда ли, что поэтическое мас­терство — это такая степень владения пером (как внешним инст­рументом поэтической души), когда следов мастерства собственно и не видно?

В откликах на книгу Надежды Васильевны почему-то старательно подчеркивалось, что профессия автора — связист. Зряшное, однако, это дело: устанавливать некую зависимость между творчеством и сферой будничной деятельности. Творческая личность обладает той самодостаточностью, чтобы ощущать побуждающие к творчеству импульсы в самой себе, без того, чтобы над этим довлел род каждодневных занятий и прочая привходящая атрибутика. Поэт дарованной ему мерой своего понимания вещей устанавливает мосты между людьми именно потому, что он поэт, а не потому, что «по совместительству» он еще связист или таксист. Он многогранен, и у него достаточно внутреннего богатства и независимости, чтобы ответвлять свой путь или хотя бы свою тропинку.

А я иду своей тропинкой узкой,
И цель моя — не магистраль прогресса
Со скоростью и бешеной нагрузкой
И с торжеством чужого интереса.

И при этом обнаженная душа поэта ранима и беззащитна, она вся — оголенный нерв:

Помоги мне, судьба,помоги —
Незлобивой, спокойной и нежной
Устоять на земле этой грешной,
Помоги мне, судьба,помоги!

Вполне можно поверить, что автор соотносит эти моляще-призывные строки с собственной личностью, но это вовсе не означает, что стихи автобиографичны, что они — слепок авторской души. Употребление личных местоимений вкупе с интимными интонациями не мешает рисовать иные образы, образ лирического героя. А он, этот герой, может быть и таким:

Вся из грехов,тщусь избежать порока.
Глупа, гневлива,с ближними жестока —
Все лезу к ним в учителя,
Гордыней бесов веселя.
Прости, о Боже,я — Твое творенье,
Вдохни любовь —и обрету смиренье...

Это обращение к Богу как к высшему судие не единично и не случайно. После эпохи безверия, отозвавшейся помутнением человеческой души, «православия чистое слово», а равно «Бога нашего — свет и ученье так нужны нам, как хлеб и вода». И важно когда, как в особенный праздник,— Прощеное воскресение, многим

И всем, поднявшимся над грешной суетой,
Смысл открывается глубокий и простой
Творцом для нас начертанного круга: Л
юбить и верить, и прощать друг друга.

Любить и верить, и прощать друг друга! Иначе нельзя, потому что природа не создала людей совершенными. В гармонии ок­ружающего мира мы сами можем страдать от собственного несо­вершенства, и тот, кто за каждый изъян намерен обрушиться на нас с упреком, сначала должен оглянуться на себя. Поэтому

Мою судьбу не ставьте мне в вину,
Из полевых цветов не делайте бурьяна.
Была б казна — я отдала б казну
Тому из вас, кто без единого изъяна.

Природа, мир, испытывая человека на прочность и существуя независимо от человека, изначально враждебны к нему, поэтому и без сторонних упреков, непонимания и наветов ему всегда есть чего опасаться.

Не миновать мне старости сетей,
Но вот чего боюсь я жутко:
Не стать обузой для детей
И не лишиться бы рассудка...

Совета, как этого избежать и как, словно с помощью ариадниной нити, выбираться из лабиринта и обретать желаемое, не может дать никто, даже если ты «с природою в родстве, а не в соседстве» и ощущаешь себя вправе выступать с советами, не нравоучительно наставлять, имеешь в душе и за душой достаточно, чтобы отдавать, делиться сокровенным.

Но поэт каждый раз, когда его призывает Муза, становится обладателем большего. У него рождается орган шестого чувства, благодаря чему удается облечь в слова, казалось бы, невыразимое словами. И настолько затронуть дремавшие потаенные струны чужой внемлющей души, чтобы человек, недоумевая, про себя воскликнул и сам себя вопросил: «Но ведь я тоже это знал и чувствовал! И что же мне мешало догадаться и выразить?»

Надежда Васильевна читает на публике свои стихи и поет под аккомпанемент своей любимой гитары сложенные ею песни. Безусловно, когда слово озвучено интонациями живого голоса и к нему добавляются жест, мимика, обаяние самой личности, то впечатление только возрастает. Но в настоящих стихах музыка слова звучит и тогда, когда слову никто и ничто «не помогает», когда оно, беззащитное и одинокое, снимается с бумаги только глазами. И ты уже сам угадываешь или ищешь заключенный в нем смысл и оттенки смысла. Смыслов и толкований может быть много, потому что поэзия, поэтическая «формулировка» не в пример многозначнее математических формул. И еще потому, что у каждого свой взгляд, свои глаза и своя мера понимания вещей. Но каждый, читая, находит что-то свое, наиболее ему созвучное, близкое. И это тоже свидетельство, что читатель не талапался в мелководье версификаторских ухищрений, а постигал откровение и глубину, в которых «повинна» созидательная прелесть таланта.

Какие мне найти слова,
Чтоб тихой музыкой звучали,
Покоем сердце наполняли,
Сплетались дивно в кружева?

Надежда Васильевна Паршихина нашла эти слова.
А. Беляев

Стихотворения Надежды Паршихиной

Женам - Мироносицам

Пока мужчины разумом пытались
Понять, что Человек сей - Сын Творца,
Увидев чудо, снова сомневались:
Достоин ли Небесного венца?
Святые жены вслед за Ним ходили,
Словам Его внимая и делам.
Они Христа всем сердцем возлюбили!
И вера их примером служит нам.
Не убоявшись ни молвы, ни власти,
Пришли, чтоб проводить в последний путь
Того, Кто от людей терпел напасти,
И в Ком всей жизни истина и суть.
О добродетель - женское начало!
Горит светильник Мироносных Жен.
Чтоб наша вера во Христа крепчала,
Он был на веки-вечные зажжен.

Колокольный звон над городом

Колокольный звон над городом,
В тихой радости душа.
В храм святой, где слово - золото,
Православные спешат.

Литургия - служба главная,
Гимн воскресшему Христу!
Величавая, всехвальная,
С поклонением Кресту.

Мы молитвами ектении -
Сердцем выстраданных слов,
Просим Бога о спасении
И прощении грехов.

Все святые, Богородица
Смотрят пристально с икон.
Символ веры ввысь возносится -
С ним и немощный спасён!

Торжество великой истины:
В Чаше Бога Плоть и Кровь!
Так за тайной Евхаристии
Входит в нас Сама Любовь!